Киевская митрополия
Другого выхода не было. Наступала уния.
Историю Русской Церкви, а также отдельно Киевской митрополии с XV по XVII вв. можно характеризовать главным образом в свете: а) слабости центра – Константинопольского Патриархата и б) сильного влияния католицизма на украинских землях, подконтрольных Польше.
Автокефалия Русской Православной Церкви, которая в свое время была частью Вселенского Патриархата, от которого Киевской Русью в 988 г. было принято Крещение, была провозглашена на фоне подписания Константинополем и прочими Восточными Патриархатами Ферраро-Флорентийской унии 1439 г. Будучи политической по своим мотивам (уния была попыткой объединить силы Востока и Запада перед лицом турецкой угрозы), она явно показала и общее положение Православия на Востоке, и его слабые стороны на уровне влияния юрисдикций.
Православные Патриархаты того времени оказались заложниками исламской светской власти, и, как следствие, зависимые территории также неминуемо должны были испытать на себе все возможные последствия церковной геополитики. Московское государство, которому по ряду причин меньше всего угрожала турецкая кампания, могло оказаться в довольно необычном положении. С одной стороны, угроза исламской интервенции тут была на порядок меньше, чем, скажем, в Венгрии или Валахии, а с другой – Русская Церковь должна была принять унию, став жертвой той геополитики, частью которой не было Московское государство.
Другими словами, дальнейшая зависимость Русской Церкви от Константинополя могла теоретически привести к катастрофическим духовным последствиям. Именно поэтому автокефалию Русской Церкви 1448 г. никак нельзя назвать событием, которое состоялось по политическим мотивам, в отличие от Ферраро-Флорентийской унии. Продвижение современным украинским правительством идеи «Единой Поместной Церкви» является не чем иным, как политически спланированной акцией, в которой нет, да и не может быть места духовной составляющей.
Период юрисдикции Вселенского Патриархата в истории Киевской митрополии XV-XVII веков многими отечественными историками характеризуется как период номинальной власти Константинополя. С одной стороны, это позволяло Киевской митрополии быть фактически самоуправляемой, а с другой – уязвимой перед лицом сильнейшей политики окатоличивания, которую активно проводила Варшава.
Переломный момент для Православия совпал с пробуждением национального самосознания среди православного населения Речи Посполитой. В 1648 году при возведении на польско-литовский престол король Ян II Казимир дает обещание не допустить к руководящей должности в Речи Посполитой ни одного не-католика. Даже Гадяцкий договор 1658 года, который был призван защитить Православие в Польше, по прошествии острой фазы противостояния был истолкован в пользу униатства.
После отречения Яна Казимира от престола в 1668 году, Генеральная польская конфедерация принимает закон, по которому «отступники от католичества и униатства» (т.е. православные) были лишены гражданских прав и свобод и подлежали изгнанию. В церковном отношении ситуация была ничуть не лучше. Кафедры в таких форпостах Православия в Западной Украине, как Львовская и Луцкая епархии,зачастую приобретались епископами за деньги при главном условии – лояльность к унии. Православные храмы массово занимались униатами. При этом такого рода насилие над свободой вероисповедания в Польше было закреплено на законодательном уровне, и, как следствие, православному населению Речи Посполитой, по сути, нечего было отстаивать в судах.
Бесправие Константинополя на фоне все ухудшающегося положения православных в Западной Руси, в конце концов, привело к тому, что Российское государство в 1674 году отправило сюда своих представителей, которые должны были следить за соблюдением прав православных верующих. Номинально Западная Русь тогда еще была в составе Константинопольского Патриархата.
По большому счету, польский король в принципе не считался с Константинопольским Патриархом, ярким свидетельством чему является, в частности, постановление сейма от 1676 г. (за 10 лет до смены юрисдикции), которое на законодательном уровне запрещало православным украинским братствам и местным архиереям любое общение со Вселенским Патриархом. Церковь-Мать тогда с этим сделать ничего не смогла, да и не могла в принципе, будучи заложницей Османской империи.
Более того, еще за 50 лет до описываемых событий, в 1620 г., польскому правительству ничего не мешало, к примеру, объявить помощника Вселенского Патриарха – Антиохийского Патриарха Феофана – самозванцем и росчерком пера объявить неканоничными рукоположенных им в Западной Руси епископов. Кроме нот протеста и письменных заверений и просьб к верующим держаться Православия Вселенский Патриархат на деле ничего не делал. Оказавшись между сильным католическим Западом и бесправным греческим Востоком, Западно-Русской Церкви оставалось лишь пойти путем восстановления исторической справедливости – восстановить единство некогда разделенной Русской Церкви и заручиться поддержкой Московского Патриарха, а также царя – действительной, а не номинальной церковной и светской власти.
Нелишним будет добавить и то, что разделение митрополий в 1458 году было, в частности, делом рук папы римского Калликста III, который воспринимал Киевскую Церковь как состоящую из двух частей: «высшей России» и «нижней России». Таким образом то, что некогда повлекло за собой церковное разделение, теперь, напротив, способствовало его восстановлению.
Сама же передача Киевской митрополии Московскому Патриархату по сей день является предметом спекуляций, которые сводятся якобы к нюансам перевода патриаршей грамоты. Существует большое количество исследований на эту тему, подкрепленных анализом оригинального текста грамоты Патриарха Дионисия, но, учитывая особенный характер греческой церковной дипломатии, поставить точку в этом сложном вопросе чрезвычайно сложно.
Во-первых, тут отсутствуют четкие временные рамки. Другими словами, оригинал грамоты дает Московскому Патриарху свободу рукополагать Киевского митрополита, но ничего не говорит о том, как долго это должно иметь место. Киевский митрополит с того времени почитает Московского Патриарха как своего отца.
Во-вторых, единственная связь между Константинополем и Киевом оговаривается только на богослужебном уровне: Киевский митрополит за литургией должен был поминать сначала имя Вселенского Патриарха, а потом – Патриарха Московского.
Наиболее удачным антиподом этой запутанной церковной дипломатии и ключом к пониманию «украинского церковного вопроса» может быть Томос об автокефалии… Элладской Церкви. Дело в том, что решения Вселенского престола об автокефалии или автономии той или иной территории определяются тем, насколько важной она для них является. Автокефальная Элладская Церковь состоит из 81 епархии, 30 из которых – это так называемые «Новые территории».
Особенность состоит в том, что Новые территории (Северная Греция) входят в состав Элладской Церкви, однако в Томосе об автокефалии оговорено, что они передаются Константинополем Афинам «на время» (αχρικαιρου). В грамоте же Патриарха Дионисия IV нет никакого указания на временные рамки или конкретную дату. По-видимому, Киевская митрополия не была уж так важна для Константинополя, раз он не оставил для себя путей к отступлению. Даже если бы Патриарх Дионисий теоретически и имел бы в виду временный характер прав Московского Патриарха, то при ближайшем удобном случае он бы не повременил с тем, чтобы заявить о своих правах.
Однако ни при ликвидации Речи Посполитой, ни во время русско-турецких войн, ни после Февральской революции – вплоть до 1923 года (Томос об автокефалии Польской Церкви),мы не видим каких-либо документов Вселенского Патриархата, которые бы заявляли о его правах на эти территории. Более того, во время страшных большевистских гонений на Православие Константинополь также никак не проявлял себя как «власть имущий». Расстрелы епископов, священников и мирян в СССР словно обошли стороной Вселенский престол. Что же касается поминовения Константинопольского Патриарха первым, при том, что Патриарх Московский в этой грамоте прямо называется «старейшим и предстоятелем», то это скорее похоже на дань истории.
Таким образом, Константинополь хотел остаться в жизни Киевской митрополии в качестве символа и духовного лидера. Нечто подобное имело место и с некоторыми Православными автокефальными Церквями. Мало кто знает, но не все автокефальные Церкви имеют право варить свое собственное миро. Так, уже упомянутая выше Элладская Православная Церковь, а также Албанская Православная Церковь получают миро из Константинополя. При этом при всем обе Церкви являются независимыми в своем правлении: у них есть Синод, они сами избирают и поставляют Предстоятеля.
Такая схема отчасти напоминает роль британского монарха в жизни Канады и Австралии. Оба государства являются независимыми, обладают собственной валютой и армией, но формально глава независимого от Великобритании государства – британский монарх. Таким образом, Вселенский Патриарх действительно является особым лицом для Православия на землях бывшей Киевской Руси, поскольку крещена была Русь греками, но реальной власти тут он не имеет. Не следует путать символизм и реализм, поскольку, руководствуясь этой ошибочной логикой, лишь символически автокефальными являются все Балканские Православные Церкви, получившие автокефалию некогда от Вселенского Патриарха.
|
