"ОГОНЕК": "Христианство - не власть". РПЦ берет Париж. Что думают об этом наступлении потомки русских эмигрантов?
Беседа Ольги Алленовой с Никитой Струве - 25 июля 2011 г.
http://www.interfax-religion.ru/?act=print&div=13451
Никита Струве
Дискуссия, возникшая после публикации статьи Владислава Иноземцева [См. материал "Власть - от Бога, Бог - от власти" в "Огоньке" N 26 за 2011 год.], получила неожиданный вектор: стало известно, что РФ, отсудившая у Константинопольского патриархата собор в Ницце, передает его Московской патриархии. Для русской общины во Франции такое решение тоже повод для дискуссии.
Здание Свято-Никольского собора в Ницце (Франция), принадлежавшее раньше общине Константинопольского патриархата, будет передано в безвозмездное и бессрочное пользование Московской патриархии. Об этом руководство прихода проинформировал управляющий делами президента Российской Федерации Владимир Кожин. Прихожане шепчутся: к чему такая державная суета вокруг чисто церковных, а не государственных дел? Ведь кроме сюжета с собором в Ницце российская светская власть активно поддерживает еще и план возведения нового православного центра в Париже.
Философ Никита Струве, чьи родители эмигрировали во Францию в начале ХХ века, в интервью "Огоньку" размышляет об этом.
- Как русской эмиграции во Франции удалось сохранить язык и культуру?
- Я считаю, наша духовная культура связана с Церковью, Церковь помогла нам сохранить язык и традиции, и в этом мы отличаемся от живущих в России. Нам опыт подсказывает, что мы должны как можно дольше сохранить нашу независимость.
- Независимость от кого?
- Вот сейчас отбирают у нас церкви... Хотят, в общем, наложить на нас руку.
- Может, наоборот, приблизить вас к современной России?
- Да, к современной России, но мы не видим, зачем это нужно. Мы дорожим нашей бедностью, нашей свободой. Нам нужна наша независимость, как раз от государства, от постсоветской России. Да, следует ее любить, постсоветскую Россию, но мы не хотим, чтобы она на нас накладывала руку. У эмиграции здесь была своя миссия, и эта миссия продолжается в ее потомках.
- Какая миссия?
- Просвещенное христианство. Православие, но не закрытое. В России это имеет какое-то другое направление...
- Нам говорили, русская эмиграция скептически относится к проекту Русского духовного центра на набережной Сены, который строится по инициативе Московского патриархата...
- Очень скептически и даже отрицательно. Зачем он нужен России? Он будет стоить больших денег. Местной русской культуре он тоже не нужен - ее нет, кроме нашей. А у нас есть свой богословский институт, который всемирно известен. Я не вижу здесь людей, которые могли сейчас свидетельствовать о русской духовной культуре из постсоветской России. Если таковые и есть, они нужнее в России.
- Возможно, еще не поздно как-то повлиять на этот проект, исправить его?
- Нет, это политика государства и Церкви. А так как сейчас Церковь соединилась с государством, то есть соединяется, когда предпринимает подобные действия, то очень трудно с этим бороться. И бороться не нужно. Бороться всегда приятно за что-то. Бороться за нашу независимость - мы боремся. Мы не будем бороться против того, что хотят создать.
- Но в России ведь Церковь независима от государства...
- Сейчас она и независима, и зависима. По закону - да, как и во Франции. Но де-факто она близка к государству. Государство пользуется Церковью для своего престижа, а Церковь пользуется государством. А раз так, то она не может быть независимой. Мы против тесной связи Церкви с государством вообще. Место под новый собор в Париже купило государство. Да и на собор в Ницце зарится государство.
В дореволюционной России синодальная Церковь могла только мечтать освободиться от государственной опеки. А в эмиграции, в частности здесь, во Франции, она оказалась вне всякой государственной опеки - об этом ярко говорила святая мученица мать Мария Скобцова. Византийский период прошел, счастье нашей Церкви было в том, что мы вернулись к первохристианским временам и не зависели ни от каких властей. И смогли свободно жить и дышать.
С этим связана наша духовная культура. Поэтому мы защищаем сейчас нашу независимость, явно без большой надежды, потому что денег у наших оппонентов сколько угодно, да и политическое влияние сильно...
- А зачем России все это нужно?
- Не понимаю.
- Ведь еще и семинарию строят...
- Совершенно не нужно, совсем! Потому что у нас таковая уже имеется. Это чтобы сказать: "И мы тоже". Вместо того чтобы сотрудничать. Я всегда был за добрые отношения и сотрудничество. Но пусть признают нашу отличность, не в смысле суперлятивном (превосходном - "О"), а в том смысле, что мы отличаемся от русской постсоветской Церкви и имеем здесь особое призвание.
- А много защитников этой идеи независимости сейчас здесь в эмиграции?
- Очень много, как показывают выборы на наших церковных общих съездах. Но есть и небольшая группа, человек десять, которая хочет объединения с Москвой. Она почти целиком состоит из потомков бывших титулованных - князей, графов, баронов, но они мало сведущи в церковных делах...
- Многие из них получают российское гражданство. А вы просили российское гражданство?
- Нет, мне предлагали, но я отказался. Мне это позволяет более свободно любить Россию. Я родился во Франции, в Россию попал на 60-м году жизни. Полюбил такой, какая она есть, никаких иллюзий у меня, правда, не было, после 70 лет советского режима.
- Но ведь был процесс объединения Русской зарубежной церкви с РПЦ.
- Так называемая Русская зарубежная церковь (карловацкая) была наиболее консервативная. Центром ее была Сербия, Белград, самые правые круги эмиграции. Они считали, что Церковь в Советской России безблагодатна. И, кроме того, отрицали всех, кто имеет с ней какую-то связь. И сами не были признаны никем. И вынуждены были соединиться с Москвой. А мы встали в 1931 году под Константинопольским Вселенским патриархом. Мы - это французская Русская западная церковь. Русская зарубежная церковь нас не признала.
- Многие представители русской эмиграции говорят, что у них недоверие к современной России. Почему?
- Пугает советская ментальность. Советская ментальность еще на некоторое время останется.
- А вообще ее в России можно побороть?
- Культурой. Я не верю, что можно выработать какую-то новую идеологию. Конечно, бедная Россия прошла через такие мытарства, через такую пропасть, что ей теперь трудно. Но надо понимать, что православие, христианство не может быть идеологией. Особенно государства.
- Почему?
- Потому что это не есть власть. Что-то в христианстве есть противовластное, это известно. Главное в христианстве - это личная, духовная жизнь.
- А как вы оцениваете попытку ввести в школах азы православной культуры?
- Для повышения культуры - это, может, и полезно, а как намек на идеологию - это плохо. Так что я к этому отношусь двойственно.
- Разве это может угрожать православию?
- Нет, но православию может угрожать то, как это будет воспринято. Либо в отрицательном смысле, либо, наоборот, в положительном. Пойди пойми, почему Россия провалилась в тартарары и убила значительную часть своего населения. Такого ни в одной европейской стране не случилось...
Задача эмигрантов - участвовать в духовном возрождении России, а не желать независимости от нее
09 августа 2011 года
http://www.interfax-religion.ru/?act=interview&div=330
Иван Шаховской
Недавно известный эмигрант, философ Никита Струве в одном из интервью заявил, что отрицательно относится к проекту строительства в Париже русского православного комплекса. Он выразил мнение, что Русская церковь зависима от государства, а эмиграция стремится быть независимой "от постсоветской России". По словам Н.Струве, идею такой обособленности разделяют очень многие представители эмиграции, "но есть и небольшая группа, человек десять, которая хочет объединения с Москвой".
О том, как на самом деле относятся представители русской эмиграции к современной России, Русской церкви и возвращению в ее лоно находящихся во Франции русских храмов, Елене Малер-Матьязовой специально для "Интерфакс-Религия" рассказал князь Иван Шаховской - представитель одного из древнейших русских княжеских родов, внучатый племянник архиепископа Сан-Францисского Иоанна. И.Шаховской родился в Париже, а в сознательном возрасте переехал жить в Россию.
- Иван Дмитриевич, поделитесь, пожалуйста, своими впечатлениями от недавнего интервью с Никитой Струве, в котором он весьма критично высказался в отношении современной России и Русской церкви.
- Что тут можно сказать? Конечно, в свое время Никита Алексеевич сделал многое для сохранения русской культуры - достаточно вспомнить деятельность возглавляемого им издательства "YMCA-press", Вестник РСХД (Русского студенческого христианского движения) или книгу "Христиане в СССР". Но то, что он начал говорить и писать о современной России, выглядит совсем неадекватно: в принципе, он всегда высказывался против Московской патриархии, но, судя по его последнему выступлению, потерял чувство здравого смысла и логики.
- По словам Никиты Струве, его взгляды разделяет абсолютное большинство представителей русской эмиграции, а приверженцами противоположной позиции являются десяток человек, мало сведущих в церковных делах. Насколько это соответствует реальности?
- На самом деле, совершенно не соответствует. Сейчас люди, выступающие за воссоединение с Московским патриархатом - члены приходов, любой из которых уже насчитывает больше десяти человек. А если бы их действительно был десяток, никто с ними и не спорил бы, их бы попросту не замечали. То же касается и его упрека в том, что все они - титулованные, да еще и малосведущие в церковных делах. Это далеко не так. Очень похоже на какое-то презрение к представителям дворянства, вполне соответствующее его политическим либеральным взглядам. Понимаете, Струве имеет в виду очень хорошо мне известных людей, среди которых и профессора Свято-Сергиевского богословского института, и специалисты по богословию и церковной истории, и священнослужители - каким же образом они могут хуже него разбираться в церковных делах? Видимо, мало сведущими он просто называет тех, кто не разделяет его взгляды.
- С чем же связана такая настороженность по отношению к современной России определенной части русской эмиграции? Читая их высказывания о "постсоветской России", "постсоветской Церкви" и неискоренимой "советской ментальности", складывается впечатление, что они все еще существуют во времена СССР и продолжают бороться с ним в лице России.
- Причины этой настороженности действительно связаны с критичным отношением к Советскому Союзу, которое со временем стало для них "традиционным" и, как мы видим, сохранилось до сих пор. Но это относится только к части русской эмиграции, потому что даже к советской России такое отношение было не у всех. Так, были эмигранты первого поколения, которые вынужденно и с большой болью покинули страну и, несмотря на враждебный режим, при первой же возможности были готовы в нее вернуться. А особенно отношение к России потеплело во время войны: ряд эмигрантов были на стороне Советского Союза, свидетельством чего является то, что сразу после войны некоторые из них вернулись обратно даже в те тяжелейшие условия - потому, что не могли не разделить участь своей страны.
Я думаю, что если бы изменения в России произошли на двадцать, тридцать лет раньше, то еще были бы живы родители тех, кто сегодня выступает против воссоединения с Москвой. Вот тогда их реакции были бы совершенно другими. А наблюдаемая нами критичность появилась у поколения, выросшего уже в эмигрантской среде - в общем-то, не знающего Россию и не чувствующего с ней органическую связь. И если в 1940-50-х годах они еще считали себя русскими, то сегодня большинство из них уже называют себя французами, при этом являющимися носителями русской культуры и помнящими русские традиции.
- Насколько мне известно, как сам процесс эмиграции из России, так и переход русских приходов под юрисдикцию Константинополя являлись исключительно вынужденными и временными событиями, в связи с чем в 2003 году вышло известное послание патриарха Алексия II к "приходам русского церковного рассеяния" с призывом вернуться в лоно Московского патриархата.
- Получилось так, что в XX веке, в результате происходящих в это время событий, эмигрантская Церковь как бы разделилась на три русла.
Вкратце напомню: существовали приходы образовавшейся после революции Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ). Часть приходов по решению митрополита Евлогия перешла в юрисдикцию Константинополя и, кстати, после войны, до кончины митрополита Евлогия, на короткое время вернулась под омофор Москвы. Наряду с этим продолжали существовать и зарубежные приходы Московского патриархата: таким приходом с момента его основания в 1931 году было Трехсвятительское подворье в Париже, основанное как главный храм Западного экзархата Московского патриархата. Кроме того, можно упомянуть Свято-Троицкую церковь в Ванве, настоятелем которой, кстати, был архимандрит Сергий (Шевич) - родной дядя Никиты Алексеевича Струве. С моей точки зрения, не вникая в канонические подробности, на тот момент все три линии были вполне здравыми.
Но, конечно, это внутрицерковное разделение воспринималось как временное и вынужденное. И послание Святейшего патриарха Алексия II было сделано не как призыв, а как ответ тем зарубежным приходам, которые к тому моменту потянулись к воссоединению. И это был не результат какого-то давления, а действительно их личный выбор.
А в 2007 году, как все мы помним, произошло очень важное историческое событие - воссоединение с Московским патриархатом приходов РПЦЗ, после которого можно говорить о том, что большинство русских зарубежных приходов из всего их числа преодолели этот вынужденный раскол и стали частью единой Русской церкви. В оппозиции же остались приходы, часть прихожан которых сохранила русский язык, но утеряла надежду на русское возрождение. А в основном это люди нерусского происхождения, которые лишь недавно и по разным, иногда чисто мирским, причинам приняли православие или были искусственно к ним приписаны, чтобы обеспечить большинство голосов на собраниях.
- Почему такой протест вызывает, казалось бы, естественный процесс возвращения русских храмов - в частности, Свято-Никольского собора в Ницце? Ведь некогда именно русская эмиграция ратовала за освобождение России от "советского ига", а когда это произошло, ее часть отказалась обновленную Россию принять?
- В России началось духовное возрождение. И, на мой взгляд, единственная нормальная реакция для русского верующего человека - не только это возрождение поддерживать, но и постараться примкнуть к нему и принять в нем участие. Вот что было бы абсолютно логично. Получается, что реакция, выраженная Струве, прямо противоположная: он считает самым главным во что бы то ни стало сохранить независимость от современной России. И связана она с тем, что со временем в ряде зарубежных приходов устоялась своя жизнь, образовался определенный круг людей, сформировалась своя атмосфера. Некоторые из этих приходов - например, храм Александра Невского в Париже - начали все больше напоминать места собраний, клубы по интересам, куда люди приходят пообщаться друг с другом. Это их сложившийся мирок, к которому они привыкли и который очень не хотели бы менять. И поэтому воссоединение с Московской патриархией воспринимается ими как какое-то потустороннее вмешательство.
- Иван Дмитриевич, как человек, живущий в нашей стране, считаете ли Вы, что современная Россия находится в каком-то невероятном духовном кризисе, о чем постоянно говорят некоторые представители русской эмиграции?
- Мне не очень понятно, о каком духовном кризисе России можно говорить. В XX веке Россия была страной, в которой на протяжении десятилетий велась настоящая духовная борьба, священнослужители и миряне которой были готовы умирать - и умирали - за веру. Русская церковь, оказавшись в гонимом состоянии, была вынуждена вести борьбу, и эта борьба ее духовно закалила и сделала более сильной. Ведь это и есть исполнение тех пророчеств, о которых писали святые Серафим Саровский и Иоанн Кронштадтский: о страшных гонениях, которые будет невозможно избежать, но у которого будет смысл - возродить в России утраченную духовность. И мы видим начало этого духовного возрождения.
А вот самый реальный духовный кризис можно наблюдать как раз на Западе - например, в той же Франции, где христианство постепенно вымирает, где храмы стоят пустыми и за ненадобностью либо сдаются, либо разрушаются. Вот где можно видеть настоящую духовную нищету. В связи с этим мне вспомнилось, как после визита в Париж президент Дмитрий Медведев в интервью прессе отметил, что самым большим его впечатлением было то, что он смог поклониться Терновому венцу Спасителя в Нотр-Даме. Я думаю, сегодня мы бы не смогли услышать такого ни от одного западного президента.
|
